Как выглядит тайный скит, были ли в богоборческую эпоху настоящие духовники и как осуществлялась «бытовая маскировка» монахов – об этом можно узнать на выставке «Тайные монашеские общины Высоко-Петровского монастыря в 1920–1950-е годы», которая открылась 3 сентября в Нарышкинских палатах Высоко-Петровской обители. О работе над выставкой рассказывает куратор Алексей Беглов.

Алексей Беглов – кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института всеобщей истории РАН. С 1996 года публикует документы тайных монашеских общин советского периода. Им подготовлены к изданию книги схимонахини Игнатии (Пузик) «Старчество на Руси» (1999) и «Старчество в годы гонений» (2001), сборник «Путь к совершенной жизни: О русском старчестве» (2005).

– Алексей Львович, Вы в своей работе встречались с последними тайными монахинями петровских общин, какие были впечатления от личной встречи?

– Действительно, и я, и те, кто изучал петровские общины, встречались с последними тайными монахинями. Кстати, на выставке есть раздел, посвящённый хранителям наследия петровских общин, их имена там названы. Но последние из них ушли от нас в 2004–2006 годах. И в каком-то смысле эта выставка – дань памяти тем, кто хранил память о петровских отцах.

Здесь надо назвать, прежде всего, матушку Игнатию (Пузик), с которой мы довольно долго и плотно общались, монахиню Серафиму (Кавелину), Анну (Васильеву)… Что можно сказать о них в нескольких словах? Это были очень цельные люди.

Конечно, все они работали на светской работе. Ольга Александровна Кавелина – в издательстве, матушка Игнатия – в научно-исследовательском институте, но отделить их «светскую» жизнь от церковной было нельзя. Просто их работа была включена в их духовное делание, в их церковную и монашескую жизнь. Их приучили с самого юного возраста принимать жизнь в миру как монашеское послушание, как дело ради Бога, это и оставалось для них всю жизнь.

Жизнь Церкви и жизнь страны для них были неразделимы. И вот этой своей цельностью они производили очень глубокое впечатление. Люди более позднего времени, те, кто приходил в церковь в 70-е, 80-е, 90-е годы, очень часто основывались на каком-то противостоянии Церкви и окружающего мира, а для этих тайных монахинь, переживших глубокие потрясения, репрессии, допросы, высылки, гибель близких, – такого трагического разрыва не было.

– Что представлял собой Высоко-Петровский монастырь к 1921–1922 годам? И почему именно в этом месте возник импульс нового монашеского движения?

– В каком-то смысле это стечение обстоятельств, но стечение промыслительное – именно в Высоко-Петровский монастырь осенью 1923 года пришли насельники закрытой Свято-Смоленской Зосимовой пустыни, которая была крупным духовным центром до революции. А поскольку Петровский монастырь в этот момент возглавлял постриженник Зосимовой пустыни епископ Варфоломей (Ремов), он и приютил этих духовных отцов в московской обители. Вот почему Петровский монастырь стал центром новой духовной жизни.

Есть очень интересные воспоминания: в одном мемуарном тексте говорится, что в конце 1923 – начале 1924 года по церковной Москве прошел слух, что в Москву приехали старцы из Зосимовой пустыни. И народ потянулся в Петровский монастырь, который в этот момент действовал как приходской храм. От старой братии остались буквально 2-3 человека, которых мы знаем по именам, и духовная жизнь как бы началась на новых основаниях из Зосимовой.

Возникновение тайных монашеских общин было естественным следствием соприкосновения духовных руководителей и мира. Думаю, какого-то четкого рационального плана действий изначально у них не было. Но когда старцы, общаясь с приходившим к ним народом, с молодыми людьми, видели в них духовное горение, предрасположенность к монашеству, они предлагали им встать на этот путь. Так естественным образом стали возникать тайные монашеские общины в рамках большого прихода Высоко-Петровского монастыря.

Другое дело, что петровские отцы очень ответственно подошли к этому служению и осознали создание тайных монашеских общин как свою миссию, как свое призвание, нацеленное на то, чтобы сохранить святоотеческую традицию православного монашества в новых условиях.

Было очевидно, что монастыри в старом формате существовать не могут: неизвестно, как долго продлится время гонений. Петровские отцы осознавали, что монашество как хранитель духовной культуры православия не должно угаснуть. Поэтому тайные монашеские общины возникли как необходимая дань времени и успешно существовали довольно продолжительное время – наша экспозиция хронологически заканчивается кончиной последнего зосимовского старца отца Исидора (Скачкова) в 1959 году. В этот период они перестали существовать как цельные общины, окормлявшиеся у одного духовного руководителя, а отдельные их члены дожили до нашего времени.

– Но мужчины очень быстро выходили на открытое служение и попадали под репрессии?

– Изначально членами общин были и мужчины, и женщины. На выставке есть интересные фотографии, которые иллюстрируют смешанный характер этих общин. Но действительно большая часть мужчин очень быстро принимала сан, выходила на открытое служение и в последующем подвергалась репрессиям. К началу 40-х годов петровские общины фактически были женскими.

Были, конечно, духовники, но среди молодых членов петровских общин мужчин уже не было, они все погибли в конце 30-х – начале 40-х годов. Например, представитель молодого поколения монахов отец Федор (Богоявленский) погиб в 1943 году, был замучен в тюрьме.

Можно, конечно, задаваться вопросом, какова была бы судьба этих общин, если бы в подполье остались духовники, воспринявшие зосимовскую традицию, смогли бы они передать ее следующим поколениям, но этот вопрос остается риторическим.

– А каковы были основные принципы духовного руководства, на котором основывалось воспитание монахов? Например, наверняка спорным вопросом для монашествующих оставалась работа. Как это осуществлялось на деле?

– На выставке есть специальный стенд, посвященный принципам духовного руководства. Вообще, экспозиция состоит из двух больших блоков, первый из них – это биографические стенды, которые показывают зрителю образы жизни семи главных духовных руководителей петровских общин. В этой биографической части есть большие репродукции эскизов Павла Корина с его картины «Русь уходящая», на которой он запечатлел некоторых из петровских насельников. Эти изображения нам передал филиал Третьяковской галереи, дом-музей П.Д. Корина.

А второй блок – тематический. И здесь рассказывается о принципах духовного руководства внутри монашеских общин, о мученическом пути представителей этих общин и о хранителях предания. Здесь представлены и фотографии, и документы, которые показывают, как строилось окормление духовными отцами молодых монахов и монахинь, а также документы, формулирующие принципы поведения в миру.

Есть очень интересное письмо одного из наиболее известных духовников архимандрита Игнатия (Лебедева) своей духовной дочери, когда она была в ссылке, – о том, как надо выбирать работу и как вести себя в церкви и на работе. Можно сказать, что там были заложены определенные принципы бытовой маскировки.

Понятно, что если люди ходили в церковь, можно было догадаться, что они верующие. Даже про матушку Игнатию в ее научно-исследовательском институте говорили, что она верующий человек. Но монашество скрывалось и маскировалось очень тщательно, это было тайной, которую монахи хранили в сердце, так это отец Игнатий в письме и формулирует.

Именно маскировка позволяла членам монашеских общин входить в окружающую их среду – работать на светской работе, общаться с другими людьми… В том числе это приводило к тому, что к ним тянулись новые люди, и общины, когда были живы духовники, пополнялись новыми членами.

Но и когда последний зосимовский старец Исидор (Скачков) скончался, все равно тайные монахини несли определенную миссию в миру, приводили к Церкви, к Богу тех, кто был рядом с ними. Так что установка на определенную маскировку давала жизнеспособность общинам, они не были разгромлены целиком. Да, члены общин подвергались репрессиям, наиболее заметные духовники и отдельные сестры были арестованы, но в целом общины продолжали существовать. И это был важный результат тех установок, которые были выработаны зосимовскими отцами во второй половине 20-х годов.

– Те, кто выжил, посчитали нужным открыться спустя время?

– Это был естественный процесс, нельзя сказать, что в какой-то момент они решили снять покров тайны со своего монашества. Нет, но вокруг каждой из монахинь существовал определенный круг людей, которые не принадлежали общине, но были посвящены в тайну их монашества.

Например, старшая сестра духовной монашеской семьи отца Игнатия (Лебедева) мать Евпраксия (Трофимова) всю жизнь была регентом в нескольких московских храмах. Последнее место, где она служила, – храм Покрова Богородицы на Лыщиковой горе. Сейчас издана книга воспоминаний об этом храме, и там есть свидетельство, что одна молодая прихожанка, а также её семья, были посвящены в тайну монашества матери Евпраксии.

В какой-то степени публичной фигурой стала только матушка Игнатия, и то из-за своего литературного творчества: после того как стали публиковаться ее работы, о ее монашестве стало известно, у нее появились почитатели в разных городах. Остальные оставались в достаточно узком кругу, но при этом продолжали свидетельствовать о петровских отцах, делились своими воспоминаниями о них – и письменно, и устно.

– Можно сказать, что Высоко-Петровский монастырь стал в те годы духовным центром Москвы?

– Безусловно, и мы можем хронологически четко обозначить, когда он был таким центром – между 1923 и 1935 годом. В 1935 году община была разгромлена, а духовники арестованы. Община больше не имела одного постоянного центра. Уцелевшие к 1935 году духовники жили вне Москвы, к ним ездили в Волоколамск, например, и так далее.

В октябре мы собираемся провести круглый стол, посвященный духовным связям Петровского монастыря в этот и более поздние периоды. Возникают очень интересные параллели и связи. Например, с общиной известного московского духовника священномученика Романа Медведя, поскольку недалеко от монастыря находился храм, в котором он служил. Когда отца Романа арестовали, часть его общины влилась в Петровскую общину.

Существовала косвенная связь с общиной отца Валентина Свенцицкого: несколько человек пришли в Петровскую общину от отца Валентина. Причем отец Валентин, как известно, занимал вначале довольно последовательную позицию критики священноначалия после декларации 1927 года, а Петровский монастырь, напротив, занимал позицию последовательной поддержки священноначалия, лояльности по отношению к нему. Но при этом отец Валентин и Петровская община имели духовную связь.

Правда, в стенах самого Высоко-Петровского монастыря община находилась только до 1929 года – с 1923 по 1929-й. А с 1929-го по 1935-й она скиталась по другим храмам: была в храме Сергия Радонежского на Большой Дмитровке, потом в храме Рождества Богородицы в Путинках. Но до больших арестов февраля 1935 года все в Москве называли эту общину именно Петровской, хотя она уже находилась вне стен Петровского монастыря. «Пойти в Петровский» – это означало пойти на приход к отцам Петровской общины.

– Петровские общины в основном состояли из людей, которые не были монахами до революции, но приняли постриг уже в условиях гонений?

– Именно так. Среди членов тайных монашеских общин Петровского монастыря дореволюционных монахов было очень немного – сами духовники, в основном. Но были и духовники нового поколения, например, священномученик Герман (Полянский), священномученик Федор (Богоявленский). Они приняли постриг и сан после революции.

Сами члены общин выделяли два поколения. Первые постриги были совершены примерно между 26-м и 28-м годом. И в конце 20-х годов был сформирован первый круг, первое поколение тайных монахов и монахинь. А потом, в начале 30-х годов, примерно между 1931 и 1933 годами, появилось новое пополнение. Пришло очень много совсем юных, 16-17-летних девушек и юношей. Их называли «поколением маленьких», в 30-е годы они даже еще не принимали пострига, и были пострижены во второй половине 30-х – в 40-е годы. Но они стали верными членами тайных монашеских общин и верными помощниками своих старших сестер и братьев.

Петровские общины – самые крупные из известных нам тайных монашеских общин этого периода. Там было более ста пятидесяти тайных постриженников, возможно, около двухсот. Это были несколько духовных семей, которые формировались вокруг духовников и объединялись общими принципами руководства.

Петровские отцы видели свою миссию в том, чтобы сохранить монашество в богоборческих условиях. Они это осознавали, они эту стратегию последовательно реализовывали. И в этом, конечно, уникальность Петровских общин.

Исследование монашеских общин Высоко-Петровского монастыря началось с середины 90-х годов. Прежде всего это были встречи с еще живыми представителями общин и сбор материала, который хранился в личных архивах. Во второй половине 1990-х и в начале 2000-х годов был сделан ряд публикаций на эту тему. Но в визуальном формате история Высоко-Петровских общин не была представлена до сегодняшнего дня.

Выставку «Тайные монашеские общины Высоко-Петровского монастыря в 1920–1950-е годы» подготовили кураторы – Алексей Беглов и Кирилл Вах, директор Научно-издательского центра «Индрик». Экспозиция сформирована на основании нескольких собраний, находящихся как в личных архивах, так и в различных церковных мемориальных центрах. Например, в исследовательском мемориальном центре «Бутово», который передал для выставки несколько очень ценных экспонатов, а также в храме Сошествия Святого Духа на Лазаревском кладбище и в других центрах.

Экспозиция в основном построена на фотографиях и фотокопиях дошедших до нас документов. Фотохудожник Владимир Асмирко фактически воссоздал многие фотографии, оригиналы которых представляли собой отпечатки маленького размера или требовали реставрации. При участии Владимира Асмирко сделана и специальная видеоэкскурсия по выставке – она демонстрируется в рамках экспозиции.

Кроме фотоматериалов на выставке представлены и подлинные вещи петровских отцов, и документы – книги, рукописи, материалы самиздата. Интересная деталь экспозиции – инсталляция интерьера тайного скита, который был создан насельниками, членами тайных монашеских общин. Он существовал в Москве с конца 20-х годов по начало 60-х годов.