Схиархимандрит Тихон (Муртазов)Еще в юности, в татарской деревушке на реке Шешме, где не было уже церкви (ее разрушили в 1935 году при появлении на свет будущего схиархимандрита), а монастырей там не было и подавно, как-то вечером, когда вся молодежь бежала на танцы, увлекаемый веселой гурьбой тогда еще Александр Муртазов на мостке вдруг увидел старца… Это был монах; как потом уже узнал созерцавший, его странное одеяние было схимой.
Время остановилось.
«И ты, Александр, туда же?!» – с укоризной вдруг произнес явившийся.
Будущий схиархимандрит остановился… И больше на танцы – ни ногой.
А потом рассказывал:
«Когда я приехал поступать в Московскую духовную академию в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру, я увидел этого монаха на иконе! Это был преподобный Сергий Радонежский!»
Всю жизнь батюшка неустанно читал ему Акафист в благодарность за вразумление на жизненном пути.
Публикуем новые воспоминания о почившем старце.
«Что из этого мальчика будет?..» Иеродиакон Никон (Муртазов), брат схиархимандрита Тихона, клирик Иоанновского монастыря на Карповке, Санкт-Петербург:
– Отец Тихон родился в 1935 году в крестьянской семье в Татарии. Наш отец Иван Федорович был трактористом. Мама Дарья Матвеевна, пока отец был жив, занималась домашним хозяйством. Оба наших родителя – глубоко верующие люди.
Как только началась война, отца тут же, как единоличника, не вступавшего в колхоз, призвали на фронт.
«Какой я вояка? – урезонивал их папа, у которого после перенесенной в детстве оспы сохранилось менее 30% зрения. – Меня же убью, и всё!»
Так оно и вышло. В первый же год он был убит. Когда уходил на фронт, взял маленького семилетнего Сашу за ручку и так и дошел с ним до самой околицы – прощался.
Потом уже в наши дни батюшка часто с отцом Адрианом (Кирсановым) из Печор говорили о том, что та война была попущена народу за богоотступничество. «Молиться надо, иначе снова война будет», – предупреждали они. Даже точно говорили, что если та в июне началась, то следующая месяц спустя – в июле – нагрянет, – а в каком году, это зависит от нашего покаяния.
Оставшись вдовой с тремя детьми на руках, мама работала уполномоченной по сельхоззаготовкам для фронта, завхозом в больнице, лесником. Саша (имя схиархимандрита Тихона до пострига) ей всегда по работе помогал. Тем более что ей не довелось в свое время учиться. «Какая грамота? Труда невпроворот», – настаивали тогда старики. А при продаже леса требуется клеймить деревья, вносить их номера в карточки учета – всем этим брат и занимался за нее.
Мама по характеру бойкая была. На коня, ружье через плечо – и вперед! Если видела какие-то нарушения, особо никого не наказывала. «Смотри мне! – просто приструнит. – А пенек, – говорит, – спрячь!» – и поедет дальше.
Милостивой была. Хотя нас строго воспитывала, можно сказать, в ежовых рукавицах держала. Особенно Саше доставалось, я-то с детства очень болезненный был, постоянно или по больницам лечился, или у бабушки жил.
Саша с детства был смиренным. Там из односельчан, бывало, кто-то выпивал, придут к матери на кордон (так называется домик лесника), утащат что-то, а Саше влетало. Но он никогда не отпирался, не оправдывался.
«Бей меня, если виноват, – только и скажет матери, и тут же добавит: – Прости меня».
Расторопный был, смышленый. Однажды, когда матери не было, волк пробрался через ограду… Бабушка Марфа Васильевна выбежала, кидает в него поленьями, а он вцепился в нашу собаку зубами и пытается через забор с нею перепрыгнуть. Тогда Саша вышел с ружьем, прицелился – волк испугался и убежал. А у него-то даже патронов не было! Просто не растерялся, смело вышел на зверя.
Защитить кого-то, помочь слабому – это всегда было по его части. Если кому-то из старушек пенсию надо было получить, а они, неграмотные, в бумагах не разбираются, он всегда побежит, сам все оформит, принесет. Доверие к нему было безоговорочное.
Особенно его старушки любили за то, что он их всех на молитву созывал. У нас там в деревне жила такая Бирюлиха, у нее у единственной дома Евангелие сохранилось. Маленький Саша мог собравшимся всю ночь Евангелие по-церковнославянски читать. «Что из этого мальчика будет?..» – удивлялись старожилы.
С детства он знал многие молитвы наизусть: «Отче наш», «Богородица Дево, радуйся», Символ веры, псалмы.
О силе молитвы в семейном предании хранилось множество свидетельств. Наша бабушка по отцу, Марфа Васильевна, была очень набожной. У нее было много детей, но все они умирали в младенчестве. Когда родился Иоанн, наш папа, она пошла в тогда еще не разоренный храм к иконе Божией Матери «Скоропослушница», заказала водосвятный молебен и окропила младенца – Господь его сохранил.
А в семье мамы, когда она еще была маленькой, было дело: пропал теленок. Ее отправляют: «Иди молись!» – и, мол, пока не найдешь пропажу, не возвращайся. Она встала на место, где в последний раз видели теленка, и запела: «Да исправится молитва моя, яко (мама была неграмотная, молитвы запоминала на слух, не знала, как правильно, и вместо «яко» произносила «Яков») кадило пред Тобою, воздеяние руку моею, жертва вечерняя…»
И только закончила молитву, как раздается: «Му-у-у». Теленок, оказывается, там же в силосную яму упал, и его сверху травой завалило! Три дня все его искали, найти не могли. А мама помолилась – творение Божие и отозвалось на молитву ее.
А как-то раз – мама уже лесничей была – лес загорелся.
«Матерь Божия! – взмолилась она. – Это ж мне тюрьма…» Как вдруг откуда ни возьмись налетела маленькая тучка и залила все дождиком именно в том месте, где полыхало пламя.
Много было чудесных явлений.
Потом уже у отца Ермогена, когда он в первый раз на Святую землю выехал да до Иордана добрался, такой случай был. Встали они на сухонький бережок и стали с отцом Гурием (ныне в схиме – Варсонофием) служить молебен, как вдруг вода забурлила! Да так, что уже и все ступеньки влажными стали. Но батюшка никогда ни этого, никаких других чудес не приписывал силе своей молитвы – вот, мол, отец Гурий рядом стоял, молился…
Это с детства такое воспитание – в смирении, в послушании. Мама тоже старалась ничего из кардинальных мер не предпринимать сама, а от того и не мнила себя кем-то важным. Послушание – оно ведь от гордыни уберегает.
Вот однажды хлопотала она по хозяйству в своем кордоне – стук в дверь. Открывает: там – кто-то оборванный стоит. Мама не из робкого десятка, стала его расспрашивать: кто он, откуда… Оказалось, это арестованный священник, его из ссылки отпустили, он домой пешком добирается. Мама его впустила, за стол усадила. А как спросила его об исповеди, то дверь закрыла, а снаружи как раз люди стали откуда ни возьмись собираться. Враг всегда препятствует тому, что способствует спасению души. Подводы вдруг начали подъезжать.
«Давай нам дрова! – кричат разъяренные односельчане. – Мы страну защищали. Нам положено!»
Ей тогда священник и сказал: «Дочка, уходи из леса. Не женская это работа. Видишь: с ружьями приходят…»
Брат уже не мог маме помогать: его в армию призвали. Он в Баку служил, в артиллерии. Мама тогда бабушкин дом в деревне продала, и мы перебрались к единственному в округе открытому храму в Чистополе. Там как раз певчих не было, а у мамы хороший голос.
Служил там отец Иоанн, из покаявшихся обновленцев. А еще при храме тогда подвизались несколько монахинь из закрытых монастырей, они в свое время помогали по хозяйству окружению Патриарха Сергия (Страгородского). Была там и прозорливая старица Анна Михайловна. Они-то все вместе и опекали, готовя к семинарии, Александра, учили его читать за богослужением, петь на клиросе.
Я в санаториях, где сызмальства лечился, бывает, нахватаюсь каких-то идеологических выкладок – молодежь-то тогда сильно обрабатывали. Однажды я так даже письмо в семинарию брату написал: «Вот сейчас я вернусь, будем с тобою перевоспитывать мать» (это по поводу того, что она у нас шибко верующая). Так он мне такой разнос устроил!
Сам он был очень крепко в вере с самого детства утвержден.
Как заработать трудодни для Царствия Небесного
Иеромонах Мефодий (Зинковский), клирик храма в честь Казанской иконы Божией Матери в Вырице, кандидат технических наук и кандидат богословия:
– Мы с братом-близнецом отцом Кириллом начиная с 1993 года ездили к отцу Николаю Гурьянову, а он нас благословлял всегда заезжать в Снетогорский монастырь к отцу Ермогену и матушке тогда еще Людмиле. Мы трудились в обители – и летом, и зимой: как каникулы в семинарии, так сразу и приезжали.
Отец Ермоген подбадривал нас на послушаниях: «Зарабатывайте трудодни», – имея в виду Царствие Небесное.
Духовником у нас был санкт-петербургский батюшка отец Иоанн Миронов. Но отец Ермоген тоже для нас был неоценимым духовным наставником и даже, можно дерзнуть сказать, другом. Мы, конечно, знали, что у него окормляются многие архипастыри, но он был невероятно деликатным и чутким человеком и вел себя с нами, молодыми, именно так, как друг, хотя имел авторитет вести себя совсем по-другому.
Слава Богу, архимандрит Ермоген прожил долгую жизнь. Он преставился, как ему и предрекала прославленная в этом году блаженная Екатерина Пюхтицкая, на 83-м году жизни. Об этом полученном еще в начале его пастырского пути пророчестве он практически никому не говорил. Старался не создавать вокруг себя ажиотажа, до последнего молился, трудился. Но как стало сейчас уже известно, он знал, когда уйдет. Господь ему открыл.
Архимандрит Ермоген был для всех нас человеком, который связывает поколения. Он знал очень многих из тех, кто сам прошел ссылки и лагеря, общался с ныне уже прославленными подвижниками. В его опыте русская церковная традиция не прерывалась, и он приобщал к ней нас – поколения новых и новых христиан.