Доклад архиепископа Орехово-Зуевского Алексия

О развитии богослужебной практики и монастырской жизни в Русской Православной Церкви

Архиерейский Собор Русской Православной Церкви. 3-8 октября 2004 года

Ваши Высокопреосвященства!

Ваши Преосвященства!

Тема нашей встречи – монастыри и монашество, современная монастырская жизнь. В порядке обсуждения этой темы позвольте кратко остановиться на основных вопросах, имеющих, как видится, актуальность и предполагающих обсуждение и оценку.

На канонической территории Русской Православной Церкви в настоящее время открыты и действуют 655 монастырей, из которых мужских насчитывается 321, женских – 334. Число монастырских подворий и скитов превышает 200. В непосредственном ведении Святейшего Патриарха Московского и всея Руси состоят 25 ставропигиальных монастырей. В монашеских обителях на территории Российской Федерации проходят церковное послушание более 10 тысяч насельников и насельниц.

Число подвизающихся в монастырях братьев и сестер имеет тенденцию к некоторому увеличению. Этот рост связан не только с расширением состава монашеских общин, но и с постоянным ростом числа самих обителей. Как известно, почти на каждом заседании Священного Синода преподается благословение на возрождение монашеской жизни в нескольких вновь открываемых монастырях, которые существовали исторически либо вновь образуются на базе приходов. 17 августа текущего года Святейший Патриарх и Священный Синод отдельным Постановлением обратили внимание Епархиальных Преосвященных на необходимость представления подробных исторических справок и описания современного состояния обителей при ходатайстве об их открытии, а также аргументированных обоснований преобразований приходов в монастыри. Безусловно, вопрос открытия или образования новой монашеской обители требует серьезной и всесторонней подготовки, чтобы, говоря евангельски, не начинать строительство башни, не вычислив прежде издержек (Лк. 14, 28). Каждому архипастырю понятно, сколь сложно поднять из руин монастырь, а главное, скольких трудов и скорбей, какого терпения и любви потребует возрождение в нем собственно иноческого бытия. Стремление насадить и взрастить монашескую общину, особенно если число действующих в епархии монастырей невелико, вполне закономерно. И все же, думается, дело не в количестве монастырей, а в том, чтобы они соответствовали своему предназначению, становились островами духовности, духовными твердынями и оплотом Православия, утверждая правду Божию среди житейского моря мира сего, во зле лежащего (1 Ин. 5, 19). Очень важно, чтобы люди, посещающие монастырь, обретали в нем возможность обновления и преображения своей жизни, чтобы они нуждались в монастыре как великой святыне. Нет необходимости поэтому говорить о том, что благополучие епархии в деле возрождения монашества измеряется не числом действующих монастырей, а состоянием жизни в них.

На некоторых аспектах опыта и проблем устроения современных монастырей и иноческой жизни в них хотелось бы остановиться подробнее.

Прежде всего, нельзя не отметить, что возрождение монастырей и монашества происходит во всех традиционных формах служения. Монастыри активно действуют в области духовного просвещения, благовествуют слово Христовой истины, совершают миссионерские труды. Отдельные обители сосредотачивают свою деятельность именно на миссионерском служении, получают особый статус монастырей с миссионерской направленностью. Этот вид служения становится особенно актуальным в тех епархиях, где удаленность населения от храмов и центров духовной жизни остается ощутимой проблемой, требующей решения. Миссионерская работа требуется от монастырей в регионах, население которых подвергается нашествию раскольников, проповедников протестантского толка, сектантов, в том числе деструктивного свойства, деятельность которых не только препятствует приобщению людей истинной вере, но разлагающе влияет на личность человека и представляет опасность для общества. Работа по противодействию сектантам монастырями ведется и требует развития. Просветительское служение монастырей приносит добрые плоды и в тех землях, где люди исторически принадлежат к инославию. Еще Поместный Собор Православной Российской Церкви 1917-1918 годов в Определении 'О монастырях и монашествующих' постановил: 'Просветительная деятельность монастырей, расположенных среди населения, подвергающегося влиянию сектантства, раскола и иноверия, должна носить миссионерский характер. Монастыри, расположенные среди инородческого населения, могут посвятить себя исключительно благовестническому служению… и открывать училища с миссионерскими задачами'^[1].

Духовно-просветительская работа в современных монастырях обычно включает в себя создание Воскресных школ для детей и взрослых, формирование паломнических служб, организацию катехизических бесед с прихожанами монастырских храмов. Но служение обителей делу просвещения не ограничивается монастырскими стенами. Монастыри организуют молебные пения на открытых местах, привлекая к ним множество народа, проводят массовые крестные ходы, в том числе возрождают исторические традиции дальних крестных ходов по святым местам теми маршрутами, которыми под хоругвями с молитвой проходили наши предки. Во многих монастырях возрождено книгоиздание и распространение святоотеческой, богословской и другой душеполезной литературы. Отдельные обители сотрудничают с государственными и негосударственными учебными заведениями, открывают в них домовые храмы, имеют возможность проводить учебные занятия теологического и культурологического направлений, иногда даже в рамках учебных планов. Радует умножение числа семинарий, училищ, богословских и регентских курсов, открываемых при монастырях.

Но и сам факт существования монастыря служит духовному просвещению, ибо к действующей обители неизбежно начинают тянуться жители окрестных селений, а со временем и из более отделенных населенных пунктов. История и многовековой опыт поколений показывают, что возможность прикоснуться к древним святыням обителей, напитаться спасительным словом и священнодействием уставного, благоговейно совершаемого богослужения, неспешно и внимательно исповедаться, подготовиться и причаститься Святых Христовых Таин, принять посильное участие в монастырских трудах, – все это благотворно и укрепляюще действует на душу человека, надолго запечатлевается в памяти, лучше всякого внешнего примера наставляет в вере и возвращает на путь обретения подлинных духовных ценностей.

Конечно, определяющее значение при этом имеет уровень благочестия в самих монастырских братствах и сестричествах, духовное состояние монашествующих и послушников, то, насколько они стремятся 'подвигом добрым подвизаться' (2 Тим. 4, 7). Навряд ли человек, лишь недавно переступивший порог храма, будет убежден в необходимости изменить свою жизнь, утвердиться в Православии и стать достойным христианином, если он, посетив монастырь, увидит в братстве иноков, то есть людей иных по отношению к миру, вместо братской любви – неприязнь, вместо подвига – леность и праздность, вместо послушания – своеволие, вместо самоукорения – самооправдание, вместо благого молчания и молитвы – пересуды и суесловие, вместо мира – раздоры. Этого вопроса, то есть внутренней монастырской жизни и ее состояния в современных монастырях, я хотел бы несколько позже коснуться подробнее.

Благополучно, в целом, проходит становление и развивается монастырское хозяйствование. Большинство монастырей успешно проводят строительные и реставрационно-восстановительные работы. Слава Богу, народ наш не оскудевает жертвователями и благотворителями, ответственно относящимися к своему будущему и будущему своей страны, радеющими о духовном возрождении Отечества. Делая вклады в возрождение монастырей, они продолжают добродетельную традицию благочестивых предков, помогают обителям восставать после длительного периода запустения, поругания и разорения, содействуют возвращению им былых благоустроенности и благолепия. Нельзя не отметить каждодневный неленостный труд настоятелей и настоятельниц, насельников и насельниц наших монастырей. Милостью Божией и благодаря их верности избранному пути постепенно восстанавливается уклад монастырской жизни, устраивается быт иноческих братств и сестричеств, и все это повсеместно в нелегких условиях. Молитвой и трудом созидались обители во все времена, и сегодня молитвой и трудом современных ревнителей монашества поднимаются, словно из небытия, наши древние святыни.

Широкое распространения получила возрожденная традиция учреждения монастырских подворий и скитов. Позвольте, в качестве напоминания, подчеркнуть, что подворье, в основном, образуется с целью материальной, хозяйственной поддержки монастыря, либо для образования на его базе особых братств или сестричеств для ведения социальной, патронажно-попечительской или миссионерской работы, либо в представительских целях. Иными словами, деятельность подворья направлена на внешнее служение. Скит создается, как правило, на небольшом отдалении от монастыря с целью обеспечения более опытным монашествующим условий для собственно монашеского делания, духовных трудов и ничем извне не стесненной молитвы. В скитах могут нести послушание новоначальные, врученные духовному руководству скитских иноков или инокинь. Само собой, для совершения богослужений и обеспечения жизнедеятельности в скиту исполняются обычные монастырские послушания. Но жизнь в нем сугубо ориентирована на устроение внутреннего мира подвизающихся, на упражнение в молитве и духовное трезвение. Обычно скит не имеет ни административной, ни юридической самостоятельности, что отвечает цели его создания, и полностью пребывает в зависимости от монастыря. Скитоначальником назначается наиболее опытный в духовной жизни и, по возможности, старший по возрасту из числа монастырской братии.

Подворье же может быть образовано на значительном удалении от обители, в другом регионе или даже в другом государстве. Поэтому монастырское подворье в большинстве случаев должно иметь определенную самостоятельность, государственную регистрацию, нести ответственность и вести отчетность о своей финансовой и хозяйственной деятельности. Священным Синодом 20 апреля 2000 года принят типовой Устав подворья мужского или женского монастыря, имеющего епархиальное подчинение, для употребления его на всей канонической территории Русской Православной Церкви. Существующие и вновь образуемые монастырские подворья должны иметь гражданский устав, утвержденный Правящим архиереем, и регистрацию в государственных органах. Это особенно важно для обеспечения нормальной деятельности подворья, если оно расположено в ином, чем монастырь, государстве или субъекте Российской Федерации.

На упомянутое традиционное различие между подворьем и скитом прошу обратить внимание. В отельных обителях есть скиты, подвизающиеся в которых с раннего утра до позднего вечера заняты попечением о домашнем скоте, пастбищах, огородах и прочем хозяйстве. Ясно, что изначальное предназначение скита как благоприятной врачебницы души и места внимательных молитвенных трудов в таком случае утрачивается. Дело не столько в наименовании, сколько в том, чтобы настоятели и настоятельницы глубоко и твердо сознавали, в чем состоит смысл монашества и наставляли вверенных братьев и сестер на путь спасения.

Можно сказать, что практически все обители, которые уже преодолели начальный этап возрождения, развивают социальное и патронажное служение. На уже упоминавшемся Поместном Соборе 1917-1918 годов было уделено немалое время дискуссии по вопросу о служении монастырей по образу Марфы и по образу Марии. В принятом на Соборе Определении сказано прямо, что монастыри обязаны обеспечивать приют и уход престарелым и больным инокам: 'Если монастыри каждый в отдельности не могут устроить своих богаделен и лазаретов, то изыскиваются средства на учреждение общих для всех монашествующих епархии богадельни и лазарета в одном из монастырей'^[2].

 Архиепископ Костромской и Галичский Алексий: Некоторые вопросы возрождения монашества в России

3 декабря 2013 года после тяжелой болезни на 67-м году жизни преставился ко Господу архиепископ Костромской и Галичский Алексий. С 1995 по 2010 год владыка возглавлял Синодальную комиссию по делам монастырей. Свой взгляд на проблемы возрождения современного русского монашества он наиболее ярко раскрыл в докладе на конференции «Возрождение православных монастырей и будущее России», проходившей в 2006 году в Троице-Сергиевой Лавре.

Оглядываясь на путь русского монашества, пройденный в течение последних лет, когда государство возвращало Церкви ее исторические святыни, с тревогой и, в то же время, с большой надеждой задумываешься о современной монашеской жизни в нашем Отечестве.

Осмысление исторических судеб русского монашества представляется актуальным, поскольку без вдумчивого анализа вопросов, которые жизнь ставила в прошлом и ставит сейчас, невозможно понять, как будет развиваться монашеская традиция в будущем. Если мы не разберемся, что и почему происходило в прошлом и происходит сейчас, то даже в ближайшем будущем не сможем укрепить и приумножить то положительное, что есть в современном монашестве, и, тем более, исправить ошибки и преодолеть нежелательные тенденции в наших обителях.

Современная благоприятная ситуация позволяет каждому из нас и Церкви в целом обратиться к спокойному размышлению и самоиспытанию. Благодарение Богу, в ХХ веке Русская Церковь и монашество были сохранены от полного уничтожения, и сейчас мы имеем возможность не только говорить о монашестве как идеале христианской жизни, но и прикасаться к нему как к живительному источнику. Сохранение церковной и монашеской жизни в нашем Отечестве поистине явилось чудом, и нельзя забывать, что мир, свобода, отсутствие притеснений дарованы нам вовсе не благодаря изменению сознания и глубокому покаянию народа.

Помня о периоде испытаний, пройденном нашей Церковью, мы с благодарностью Богу и русским святым должны понять причины, вызвавшие эти испытания. Конечно, любые исторические потрясения являются следствием глубинных духовных изменений в обществе и имеют под собой основания религиозные. И только в контексте осмысления исторических путей религиозной жизни России, анализа допущенных ошибок и искажений мы можем говорить о возрождении монастырей и монашества, видеть проблематику и актуальные вопросы современного монашества.

Важнейшим для Церкви, не зависящим от времени, культурных и исторических условий вопросом всегда был вопрос ее отношения к миру. Церковь живет в мире, но она не от мира. Иноприродность Церкви не позволяет провести видимую, явную грань между нею и миром. Как не потерять внутренней свободы, остаться солью земли, светом миру (Мф. 5, 13-14), не позволить ему своими законами, настроением и духом войти в церковную и, тем более, монашескую жизнь и в то же время не замкнуться, не отгородить себя от служения ближним и дальним, нуждающимся в слове утешения, просвещения, назидания и в практических делах милосердия и веры? Ответ на этот вопрос во многом определяет нравственные мотивы и стремления каждого из нас. Мы либо становимся причастны тому достоянию, которое дает нам Христос, либо становимся общниками мира сего, не оказав ему никакой реальной помощи во Христе.

Подвижник ХХ века старец Паисий Афонский неоднократно подчеркивал в своих беседах, что сегодня самая большая проблема для Церкви и для монашества особенно – вхождение в нашу жизнь мирского духа. Незаметно, под благовидными предлогами, из-за незначительных, казалось бы, уступок он наполняет нас, овладевает нашим умом, изменяет наше сознание. Допущенные в прошлом ошибки уже во многом исказили понимание нами предназначения человека и смысла жизни на земле. С большим трудом пытаясь преодолевать в себе дух времени, мы все же остаемся способными к позитивному изменению. Очень важно сознавать, что в монашеской жизни главное и требует сохранения во что бы то ни стало, а что может быть изменено, но не в ущерб традиции и не в угоду духу времени, а только лишь исходя из принципа икономии.

В рамках доклада невозможен полный обзор вопросов, которые ставит жизнь перед современными монастырями. Мы затронем только некоторые из них, на наш взгляд наиболее важные. Говоря о монашестве и его возрождении, мы имеем в виду монастыри общежительные, поскольку общежительное монашество исторически традиционно для нашей Церкви. Насколько сегодня эта форма жизни иноков отвечает своему определению – вопрос, требующий рассмотрения. Хотя он касается формы, а не сути монашества, его искаженное понимание приводит к переориентации на иные, не главные цели в процессе возрождения монастырей.

Мир меняется, и нарастающая динамика этих изменений нередко приобретает характер тревожный, если не сказать – угрожающий. Нам не известно, что ждет нас в наступившем тысячелетии, как эта динамика отразится на институте монашества. Но сколько бы не менялась историческая ситуация, а с ней, возможно, и формы жизни иноков, не могут измениться сами идеалы и цель этой жизни. С надеждой и упованием на всеблагой Промысел Божий мы можем говорить, что стремление к монашеству будет присутствовать в Церкви до конца времен.

***

Возрождение, или, лучше сказать, становление жизни в наших монастырях можно рассматривать в двух основных аспектах. Первый – это внешняя деятельность, связанная с восстановлением монастырских храмов и строений, налаживанием быта, развитием хозяйства, возрождением монастырских ремесел и традиционного социального служения. Было бы неверно утверждать, что этот аспект маловажен и что нет необходимости придавать этой деятельности большого значения. Практическое решение проблем этой стороны монастырской жизни заставляет отнестись к ним более серьезно, чем порой хотелось бы. Мы не можем пренебречь реставрационно-восстановительными и строительными работами, игнорировать бытовые потребности как вновь поступающих в монастыри, так и уже немолодых насельников. Создание приемлемого для жизни быта диктуется самим временем, физическим и духовным состоянием современного человека. Едва ли возможно, принимая в монастырь братьев или сестер, не позаботиться о нормальных условиях жизни и здоровом питании. Подобной необходимости учит нас и святоотеческая традиция. Не можем мы допустить лишь роскоши и излишеств, особенно если таковые служат соблазном для мирских людей.

Итак, восстанавливать стены, корпуса и башни, создавать внешние условия жизни в монастыре необходимо, и в этом нет ничего, что само по себе могло бы негативно повлиять на достижение основной цели – становление жизни духовной. Но соблазн отложить на потом решение внутренних духовных вопросов, занявшись строительством, настолько ныне возымел место, что само понятие «возрождение монастырей» стало прочно ассоциироваться именно со строительным подвигом настоятелей и иноков. Понятно, что легче и благодарнее строить, нежели созидать организм братства или сестричества в духе любви и единства во Христе. Известный подвижник ХIХ века архимандрит Моисей (Красильников) сорок лет был настоятелем Свято-Тихоновой Калужской пустыни. Он пишет: «Я убедился, что строить каменные стены, питать и одевать братию хотя и беспокойно, но не столько трудно, как, показывая собою пример всякой добродетели, созидать братство души…» (1). А современный нам подвижник, почивший архимандрит Иоанн (Крестьянкин) в одном из писем молодому иноческому братству предостерегает: «Дорогие мои, надо нам не забывать, что мы только-только возрождаемся, и когда еще возмужаем, и возмужаем ли? Не ушла бы вся наша энергия в суету внешнего обустройства. А как трудно обретать основные духовные навыки в послушании, молитве, терпении. Эти делания на бегу да на скаку не приживаются» (2).

Преодоление внешних трудностей требует от настоятелей и насельников монастырей большого напряжения сил и немалого времени. Однако если упустить то основное, ради чего мы возводим здания и благоустраиваем быт в обителях, то вместо предполагаемой пользы братству или сестричеству получим обратное: мы потеряем духовные ориентиры и забудем, с какой целью пришли в монашеское общежитие.

Из этого же вопроса внешнего благоустройства и налаживания хозяйства и быта, как следствие, вытекает проблема иного характера. Желание настоятеля или настоятельницы увеличить численность братства или сестричества вполне понятно. Надо обеспечивать богослужение, монастырское хозяйство, социальное служение, паломников и так далее. Но если думать только об этом, то насельники легко превращаются в средство решения вопросов внешней деятельности, в то время как монастырь для них не становится той средой, в которой они могут и должны созидать себя. Именно созидать себя – в молитве, послушании, отсечении своей воли.

Вряд ли кто из настоятелей и настоятельниц набирает в монастырь всех подряд, без рассуждения и разбора. Казалось бы, мотив «грядущего не изжену вон» позволяет принять в обитель каждого, кто нуждается в прибежище для души и, тем более, искренне кающегося. Но не каждый кающийся грешник способен, готов и искренне желает посвятить свою жизнь Христу, принеся монашеские обеты. И, к тому же, далеко не в каждой обители сегодня сложилась благоприятная духовная обстановка; в лучших случаях имеется только стремление к ней. Поэтому христианское милосердие и любовь к поступающему в монастырь должны проявляться в трезвом испытании намерений последнего. Мы можем дать ему временный кров, самое необходимое, а главное – оказать духовную поддержку, дать возможность обращения к Таинствам, насколько это для него допустимо. Необходимо помочь ему сориентироваться и честно оценить свои возможности и решимость, может быть, оставив в качестве трудника. Ни в коем случае нельзя принимать сразу в братство (сестричество) и, тем более, поспешно постригать. Если монашество – не его путь, то рано или поздно мир предъявит на него свои права, и пусть он будет достойным мирянином, нежели нерадивым иноком. Можно еще добавить, что соотношение в монастыре между новоначальными и братией духовно преуспевающей и крепкой должно быть в пользу последней. Это достигается большим трудом, но к этому надо стремиться.

Трезво оценивая современное состояние монашествующих, приходится с грустью отмечать, что число желающих по-настоящему, искренне посвятить себя монашеской жизни и, главное, способных к ней, не так уж велико. Понятно, что как минимум это говорит о невысоком уровне нравственности современного общества. Но дело не в количественных показателях. Монастырь нельзя рассматривать как нечто приспособленное для осуществления целей даже самых благих, но не относящихся к собственно монашескому деланию. Даже один монастырь, состоявшись как духовный организм, в котором в союзе мира и любви созидается единство во Христе, может оказать ни с чем не сравнимую помощь епархии, Церкви, Отечеству. Да, Церкви необходимы монашествующие священники, хорошие монастырские хоры, книгоиздатели, проповедники, миссионеры, иконописцы. Но если потребность в них пытаться удовлетворить ценой потери духа иночества, самой возможности становления подлинно монашеской жизни, то мы не увидим в обителях и самих, так нам необходимых, способных служителей.

Восстанавливать исторические архитектурные монастырские комплексы, несомненно, необходимо. Но, думается, на сегодня единственным поводом для возобновления монастыря не может служить факт его существования на данном историческом месте. Монастырь – это братство или сестричество, а не стены, как принято считать в наше время. В древности, если случалось братству покинуть определенное географическое место, то наименование монастыря чаще сохранялось за братством, а не за местом. Так бывало и в Русской Церкви. К примеру, Спасский монастырь в Москве дважды менял свое местоположение, и при этом сохранял свое посвящение Спасителю. Сейчас это Московский Новоспасский монастырь.

Для открытия обители надо иметь пусть небольшую, но крепкую общину братьев или сестер, искренне и твердо желающих посвятить себя служению Богу в монашеском чине. В противном случае вместо пользы Церкви мы рискуем создать соблазн миру. Сегодня в епархиях нашей Церкви есть немало положительных примеров, когда возрождение монастыря начинается с прихода, который только со временем преобразуется в обитель – после формирования в нем устойчивой общины, готовой стать монастырем.

Также нет особых оснований устраивать искусственно монастыри в новых, ранее не освященных молитвами отцов местах, там, где нет уже зародившейся монашеской общины. Вспомним, что обители появлялись на местах подвижнической жизни святых отцов, к которым стекались, как к светильникам, ученики и иные монахи-подвижники, или по особым откровениям Божиим. Святитель Игнатий Кавказский (Брянчанинов) подчеркивал, что «глубоко ошибаются те, кто думают, будто монашество может как-нибудь внешне, административным вмешательством быть организовано или поднято в своем духовном уровне. Монашество… есть дар Святаго Духа» (3). Отвечая на вопрос о намерении создать новый монастырь, используя старое епархиальное здание, архимандрит Иоанн (Крестьянкин) писал: «Новый монастырь на том месте, где его не было, создавать бесперспективно, не будет за него небесных молитвенников, нет их в фундаменте новосоздаваемого монастыря. И в настоящее время это очень важно. Земная Церковь живет молитвами Небесной, и жизнь монастырей подчинена этому же закону. А нынче нет людей такой силы духа и молитвенников, которые сумели бы в наше духовно трудное время осилить создание совершенно нового монастыря» (2).

С болью и тревогой приходится отмечать, что круг наших насущных проблем замкнут, что недостаток в одном не в силах быть возмещен за счет другого, что это другое само в себе имеет невозместимый недостаток. Архипастыри вынуждены рукополагать иноков молодых, недостаточно опытных, или пожилых по возрасту, но недавно принявших постриг, а потому также неискушенных в монашеской жизни, и они сразу становятся духовниками. Архипастыри вынуждены благословлять участие насельников и насельниц монастырей в светских мероприятиях, их служение и послушание вне стен монастыря. Мы многое вынуждены делать и в силу сложившейся необходимости, и, отчасти, по причине нашей немощи. Однако необходимо сознавать, что это не есть норма и прямое призвание монахов. Иначе, забыв об этом, мы рискуем оставить нашим последователям не живую традицию, а в лучшем случае – отреставрированные здания, большие библиотеки и груз отвлеченных от жизни знаний, который те не смогут понести и использовать. «Мы не имеем права изображать монашество таким, каким нам хочется. Признавать свои немощи и смиренно просить милости Божией – дело совсем другое», –говорит старец Паисий Афонский (4).

«Очень хорошо, что возрождаются старые традиции, и тоненькой ниточкой намечается прерванная было преемственность», – пишет в уже упомянутом письме отец Иоанн (Крестьянкин) (2). Жизнь Церкви – жизнь традиции и жизнь по традиции. Поэтому и монашество есть жизнь в традиции живого благодатного опыта. Мы имеем радость и утешение прикоснуться к богатству духовного опыта наших отцов. Но если дар не хранится бережно и не приумножается, то становится невостребованным, дух теряется, традиция прерывается. Уходят из земной жизни последние опытные наставники, прошедшие настоящие, глубокие школы послушания, пути испытаний и скорбей. Этим они приобретали обильные дарования от Бога, благодаря которым с любовью и духовным рассуждением могли врачевать последующее больное поколение. В их лице мы имели и еще имеем неоценимое духовное сокровище. Именно они – монахи по жизни и по призванию, а не только по наименованию, были в силах объединять монашеские братства и сестричества. На своем примере они показывали, как можно и как необходимо любить. Им известно доподлинно, что цель и идеал монашеского общежития заключается в достижении духовного единства по образу единства Христовой Церкви – Небесного Града – Царства Божия. И всё в монастыре – от Божественной Литургии, которая является центром жизни с присутствием в ней Самого Христа, до любого, на первый взгляд незначительного, малого дела – призвано служить этому единению. Воля Божия о нас – да будем все едины (Ин. 17, 21), как Бог Един. Мы призваны достигать этого единства любви, когда единая воля, единое чувство, единое действие непринужденно реализуют себя во множестве личностей монастырского братства или сестричества. Любое разделение в обители влечет за собой потерю духа монашества, потерю Духа Божия. А все, что приводит к подобному разделению, какими бы целями оно ни оправдывалось, чуждо монашеству, идет вразрез с волей Божией и требует врачевания.

С одной стороны, неверные мотивы, которыми руководствуются многие христиане, приходя в монастырь, создают препятствия для достижения необходимого единства и созидания монашеской жизни в евангельском духе. Например, монашеский обет послушания и само послушание часто мыслится не как условие исцеления больной человеческой природы через отсечение своей воли и, в результате, достижения духовного единства между послушником и наставником, а как средство исполнения какого-то определенного, практического дела. При этом самому делу придается основное значение, а истинная цель послушания игнорируется.

С другой стороны, серьезной проблемой, как выше отмечалось, является проникновение в монастыри разрушительного духа времени. Попытки компромисса с миром, на которые мы порой решаемся с целью сохранить хоть что-то, нередко лишают нас как внутренней свободы, дарованной нам Христом, так и внешней. Несомненно, нам необходимо правильно расставлять акценты и быть очень гибкими по отношению к вызовам времени. Многое, что было возможно совсем недавно, сейчас требовать уже нереально.

Но есть в монашестве то, что непреложно, что не может быть изменено несмотря ни на какие исторические перемены и ситуации. Необходимо понять, что мы должны сохранить сам дух монашества и правильное монашеское сознание, а значит, сознание церковное, которое всегда догматично и канонично. «Убивая дух древнего монашеского идеала, мы погребаем всякую мысль об обновлении монашества, и этот дух (который мы убиваем) – дух нашей Церкви, – пишет известный греческий подвижник архимандрит Емилиан (Вафидис). – Православное монашество – откровение евангельской тайны, переживание проповеди Господней, сама открывшаяся истина, а истина неизменна. Поэтому и монашество не подлежит изменениям и им никогда исторически существенно не подвергалось, но наоборот, на протяжении веков оставалось всегда самим собою… В мире, где все течет и изменяется, собирается и расточается, монашество пребывает неизменным» (5).

Таким образом, мы стоим перед непростой задачей сохранить наше общежительное монашество. Не допуская проникновения мирского духа, мы должны в духе рассуждения и святоотеческой мысли изменять в монастырях то, что необходимо менять. Мы не можем совершенно отгородиться и замкнуться в своих внутренних проблемах. Укрепляясь духовно, мы можем и должны своей жизнью влиять на окружающих нас и изменять их.

Наши братья в миру несравнимо больше страдают и задыхаются, не имея духовного кислорода. «Дух времени связывает личность своей авторитарной тиранией, механизирует ее: ты – винтик в жуткой системе машин современности, а потому и живи, как винтик...», – пишет преподобный Иустин Сербский (Попович) (6). Приходя же в монастырь, человек понимает, что, несмотря на свою греховность, он может содействием Божественной благодати освободиться от тирании мира, а затем и от своих страстей и рабства греху. Но если, придя в монастырь, он не получает живительной духовной поддержки, а попадает в среду, где земное мудрование и земная логика определяют интересы жизни, то очень мало надежды, что он найдет в себе силы противостоять духу мира в монастыре. Вот что говорит старец Паисий Афонский: «Мирской дух, проникая в монашество, огорчает Самого Христа. К несчастью, мирской дух проник из мира и во многие монастыри. Причина этого в том, что в нашу эпоху некоторые духовные наставники направляют течение монашества по мирскому руслу, и к благодатному святоотеческому духу души иноков не текут. Я вижу, что сегодня в монастырях господствует дух, противоположный святоотеческому… Путем мирского развития, которое считается прогрессом, монашество приходит к духовному разложению. Из монашества исчезает очень многое, подобно тому, как из мира исчезают честь, уважение и их называют отжившими свой век» (4). Дух мира сего, проникая в монастырь, заставляет насельников жить уже не по евангельским законам. Сначала это происходит незаметно, но со временем этот дух утверждается в монастыре все больше и больше, буквально подчиняя себе весь ход монастырской жизни. Плохо, когда носителями такого духа становятся настоятели и настоятельницы. Их деятельность в таком случае распространяется только лишь на область внешнего, в лучшем случае – доброго созидания.

Надо сказать, что тенденция преобладания внешней деятельности над стремлением преобразовать жизнь внутреннюю унаследована современным монашеством от синодального периода истории. Конечно, этот трудный период в жизни Церкви принес и замечательные плоды, в том числе в монашеской жизни. Подобного числа святых подвижников из среды монашествующих Русская Церковь не знала со времен преподобного Сергия, игумена Радонежского. Именно в указанный период возродилась святоотеческая традиция старчества, появились переводы духовной аскетической литературы. Но, как это нередко бывает, положительные явления имели место не благодаря, а вопреки общей ситуации в Церкви и обществе того времени. Из многочисленных мужских и женских монастырей дореволюционной России лишь немногие были отмечены красотой духовных подвигов. Отметим, что именно в них воспитывались и проходили школу послушания и трезвения современные нам старцы и духовные наставники. Читая собрание жизнеописаний подвижников благочестия ХVIII – ХIХ столетий, составленное архимандритом Никодимом (Кононовым), можно увидеть, что жизнеописания некоторых настоятелей монастырей свидетельствуют о достижениях лишь в деятельности внешней. Перечисляется множество возведенных зданий, приобретенных для монастыря земель, мельниц, заводов и тому подобного. При этом ни слова не говорится о добродетелях собственно монашеских, которые, наверное, имелись у данного лица, жизнь которого предлагается как пример благочестия (7).

Несомненно, секулярная политика государства оказывала отрицательное влияние на жизнь монастырей того времени. Однако негативные тенденции задолго начали наблюдаться и в недрах самого монашества. Ориентация на внешнее служение была предпочтена уединенному труду над внутренним человеком; желание более интенсивно, чем диктовалось жизнью, участвовать в жизни государства возобладало над смиренным молитвенным подвигом. Монастырей богатых, имевших содержание от жертвователей, становилось больше, чем обителей, свободных от мирской опеки. Зависимость от мира и, следовательно, его неизбежное влияние на