Архимандрит Матфей (Мормыль)
Вчера мы совершили 40 дней со дня кончины главного регента Объединенного хора Свято-Троицкой Сергиевой лавры, заслуженного профессора Московской духовной академии архимандрита Матфея (Мормыля), нашего дорогого отца Матфея, имя которого ассоциируется неразрывно с именем Свято-Троицкой Сергиевой лавры, Домом Живоначальной Троицы и обителью преподобного Сергия.
Много бесед прошло в эфир за эти 40 дней со дня его кончины, я благодарен нашим авторам, которые почтили память отца Матфея своими воспоминаниями, теплыми словами, сказанными о нем. И мы надеемся, что пока существует наша радиостанция, мы будем говорить об отце Матфее, и, самое главное, у нас в передачах будет присутствовать музыка, которую он создал: песнопения духовные в исполнении хора Свято-Троицкой Сергиевой лавры под его управлением. Это главное, что будет объединять нас с той традицией, которую отец Матфей создавал на протяжении почти полувека.
Я приветствую своих собеседников: искусствоведа Николая Григорьевича Денисова, протодиакона храма Христа Спасителя отца Николая Филатова и регента хора Подворья Троице-Сергиевой лавры в Москве Владимира Александровича Горбика.
Сегодня мы еще раз будем вспоминать отца Матфея. Но вспоминать будем, учитывая создавшуюся ситуацию с церковным пением вообще.
Я хотел бы задать нашим гостям вопрос, который волнует многих: дальнейшее развитие и современное состояние церковного пения в России, которое, как правильно отмечали многие наши авторы, определяет состояние богослужения. И сейчас ситуация непростая: мы знаем, как часто меняется сознание людей. А пение, как отмечал еще Святейший Патриарх Алексий I (Симанский), это «служение ангельское», которое настраивает людей на молитву. Если пение не будет отвечать своей главной задаче, то оно, наверное, вообще не будет иметь права на существование, потому что ведь не к концертной деятельности призван хор церковный?!
Честно говоря, до сих пор не верится, что отца Матфея нет с нами, но я присоединяюсь к мнениям, которые звучали уже неоднократно в нашем эфире: он все равно с нами! И его принял преподобный Сергий, приняла лавра, так что он будет с нами все время, пока мы живы и пока мы помним его и пение его хора.
Не может быть, чтобы уроки, которые отец Матфея преподал нам всем своим служением, остались бесплодными. Ведь живы его ученики, живы те, кто пели в его хоре, те люди, которые прошли «через его руку». Они, наверное, навсегда запомнят самое главное: его самоотверженное служение Богу.
Почему хор так любил и почитал отца Матфея? Видимо, все-таки в первую очередь потому, что он служил Богу, а не маммоне. И, как ни парадоксально это звучит, в последние годы некоторые церковно-музыкальные коллективы как-то «теряют ориентиры» в сложном современном мире. А служить нужно, прежде всего, Богу, и тогда, наверное, Господь подаст и все остальное, все приложится...
Николай Григорьевич, как вы считаете, какие перспективы развития есть у лаврского хора? Отец Матфей не оставил преемников по себе – сознательно или несознательно. Но вы сами отмечали, что мастеру такого уровня трудно подготовить преемника. У него, конечно же, были ученики (все здесь присутствующие – тоже в какой-то мере его ученики). Но ученики – это не преемники дела. Как вы думаете, по какому пути пойдет развитие пения в Троице-Сергиевой лавре?
Николай ДенисовНиколай Григорьевич Денисов:
– Я начал бы ответ свой немножко отдаленно. Прошло 40 дней со дня его кончины, но как при жизни отец Матфей был всегда рядом со мной, так остается и после кончины. И когда возникает вопрос (в частности, о церковном пении), я всегда думаю, как бы на него ответил он.
Если вы спрашиваете о моем взгляде (не священника, мирского человека) на церковное пение, то давайте сначала заглянем в историю. Христианское пение, по Преданию, началось с того, как Спаситель, возшед на гору Елеонскую, запел с учениками. С того времени, сколько существует христианство, традиции церковного пения преемственно передавались от учителей к ученикам.
Если мы возьмем Православный Восток, где христианство существовало практически 10 веков до того, как было принято на Руси, все эти 10 веков оно передавалось изустно, от поколения к поколению. Не путем новаторства, не путем ломки традиций.
Умные греки, имеющие античную музыкальную нотацию, не создавали христианской нотации: она появилась в X веке. Русь стала преемницей православного мира, Русь стала центром православного мира. А преемственность при смене поколений была на Руси всегда. Всегда должен был быть учитель и ученик, в музыке иначе нельзя. И хотя отец Матфей – деятель XX века, но он тоже таков. Он воспринимал церковное пение с младенчества до клироса. Он учился у педагогов Ставропольский семинарии, у архиереев и священников. И таким он себя мыслил.
Можно сказать, что он создал лицо Русской Православной Церкви в XX столетии
Да, он не оставил наследника, но он и не собирался оставлять его: у него было много учеников! Потому что он не царский трон передавал по наследству – он служил Богу.
Можно сказать, что он создал лицо Русской Православной Церкви в XX столетии.
Если говорить о начавшейся в последнее время концертной деятельности церковных, монашеских хоров, здесь тоже есть ответ. В деятельности того же отца Матфея. По послушанию он выступал в Большом зале Московской консерватории, он записывал пластинки, он выезжал за рубеж. Но – не для концертной деятельности, не как гастролер, не для собственной славы. Он нес апостольское служение: его благословили, и он показывал, как православные люди воздают хвалу Богу в музыкальных звуках!
Ведь когда поет церковный хор той или иной страны, он показывает в этом пении православную душу, молитвенную душу своего народа. И вот к этому я хотел бы призвать всех руководителей хоров – приходских, архиерейских, монашеских: помнить об этом! Он действительно не разменивался. «Всегда помни, кто ты!» И даже во время одного концерта в Париже он говорил: «Мне чего-то не хватало, пока в то место, где мы выступали, не принесли образ святого Георгия (по-моему, этот образ). И все сразу встало на свои места!» И тогда у него полилась молитва.
Вот к этому я и хотел бы призвать.
А говорить о будущем лаврского хора... Не я начальник, не я даю указания, но иначе и нельзя: нельзя до основания что-то разрушать и строить новое.
Ведь у отца Матфея были разные ситуации в жизни. Мне рассказывали, что когда ему было тяжело (даже при выборе новых семинаристов для хора), он говорил: «Ну, я пойду к преподобному Сергию, к мощам! Я его попрошу, и он все уладит». Вот, опять же, не с музыки начинается все, а с духовного служения, где слово, звук – подчиняются молитве! Если все это будет так, что с лаврским хором все будет хорошо. А если будет иначе – Господь не попустит!
– Я еще раз хочу коснуться вопроса преемственности: хор Свято-Троицкой Сергиевой лавры и его регент, отец Матфей (Мормыль), появились в начале 1970-х годов по благословению Святейшего Патриарха Пимена (Извекова), который сам, как известно, был регентом и посему очень ценил отца Матфея именно как регента и как священника. Вот это преемство в последнее время ощущается как бы утраченным, потому что если даже священник сегодня возглас из алтаря не может правильно подать, если нет у начальства ощущения значимости хора за богослужением – это очень тонко чувствует регент. И когда отец Матфей скончался, один из наших авторов, вспоминая отца Матфея, говорил: «Он не пережил лишь равнодушия...». Все-таки, значит, было какое-то равнодушие, ощущал его отец Матфей своей тонкой душой...
– Не мне об этом судить. Конечно, он и это переживал. Хотя есть такие вещи сокровенные, о чем мне отец Матфей говорил в личной беседе, о которых я вряд ли кому-то скажу. Но любого человека, подвизающегося на ниве церковного пения, я прошу следовать путем отца Матфея. Всегда вспоминайте, как бы поступил он в той или иной ситуации.
Любого человека, подвизающегося на ниве церковного пения, я прошу следовать путем отца Матфея
Церковное пение не предполагает равнодушия. И я вспоминаю, как назвал отец Матфей одну из бесед с ним: «Я на чужом основании ничего не строил». Хотя в реальной жизни он вспоминал: «Вот, этот пел так, этот возгласы произносил так...». И он никогда не перечеркивал чужой опыт. Он все равно себя чувствовал наследником и последователем этих людей. Это была основа основ для него.
– Мой вопрос я адресую к отцу Николаю Филатову: вы попали в хор отца Матфея, когда основной состав коллектива разошелся, что ли. Там оставалось еще несколько старых певцов, хотя сам отец Матфей эту «текучесть кадров» как регент переживал по-своему. Первые пластинки, которые были записаны лаврским хором в консерватории в 1970-е годы, озвучивались совсем иным составом певчих. Тем не менее и в 1990-е, и в 2000-е годы лаврский хор звучал – очень красиво, молитвенно, торжественно, профессионально...
Какое у вас лично было ощущение от хора, куда вы попали? Вы же слышали ранние записи?
– Конечно, конечно... Первое, что меня поразило, это, опять же, преемственность. Отец Матфей творил особые вещи, свойственные только ему. Например, первый ряд нашего коллектива – это совсем ученики. Второй ряд – это уже певчие с неким опытом. И вот, на антифонах он чередовал: «Поет первый ряд!» Потом шел верхний ряд. Потом показывает: «Поем все вместе!»
Конечно, преемственность певческой традиции была у него. Иногда в хор приходили петь лаврские монахи. Они тут же включались в богослужение, особенно если это был концертный хор, если проводилось ответственное богослужение. Приходили канонархи, приходили солисты, например, отец архидиакон Ювеналий (Крук). Это для нас было такой поддержкой, такой подпиткой, поскольку мы знали, что когда-то хор отца Матфея пел вообще по-другому! Мы же слышали эти ранние записи! И старались как-то равняться на это: «Надо же, как! А мы-то – сможем, не сможем?» Тем более что мы были такими молодыми, такими неопытными – и не только семинаристы, но и академисты тоже ведь пели. И опять на помощь приходили лаврские монахи. Среди мирских редко кто был в помощниках у отца Матфея. Я думаю, все шло своим чередом.
http://www.pravoslavie.ru/124298.html